И снова Эйнштейн, или Почему выдающийся физик не был отшельником

Говорят, что история не терпит сослагательного наклонения — что было, то было, — и все же трудно удержаться от соблазна порассуждать о том, что могло быть и иначе. Особенно когда речь идет о начале ХХ века — времени рождения новой физики, радио, электроники, авиации, времени, в котором бок о бок творили мудрые титаны уходящего прошлого и молодые напористые ниспровергатели основ, которые приближали будущее. А первым среди тех и других был Альберт Эйнштейн.

Этот чудо-человек вошел в представление околонаучного обывателя как типичный физик-теоретик, постоянно погруженный в раздумья о сложнейших уравнениях, гений не от мира сего. Действительно, он предпочитал уединенное и обособленное существование вне научных школ и течений, у него фактически не было ни учителей, ни учеников, его основные работы появлялись без соавторов и почти без ссылок на предшественников. На имидж творца-олимпийца и философа-отшельника работали и его мечты о должности смотрителя маяка, и обращения — запросто — к предшественнику-классику («Простите меня, Ньютон, но ...»), и заношенный свитер, и скрипка в часы досуга.

Все это так, однако... В двадцать три года, имея жену и дочь (потом у него будут еще и два сына), он после нескольких лет безработицы получил должность эксперта швейцарского патентного ведомства. Об этом эпизоде его жизни наслышаны все, однако на самом деле это был не эпизод — долгих семь лет самой творческой поры своей молодости (до 1909 года) он отдал рассмотрению изобретательских заявок на холодильники и электроизмерительные приборы, рутинной переписке со склочными авторами, а на судебные разбирательства его как эксперта приглашали вплоть до 1915 года, хотя он уже был тогда профессором Цюрихского университета. Работая патентоведом, он и сам сделал несколько изобретений (в основном это были измерительные приборы), а в занятиях физикой проявлял очевидную склонность к эксперименту. В 1915 году проделал изящный эксперимент по обнаружению вращения намагничиваемого железного стержня — «эффект Эйнштейна-де Гааза» вошел в учебники физики. Те, кто испытал нечто подобное на себе, знают, какой ни с чем не сравнимый восторг охватывает человека, который успешно завершил изощренный эксперимент или изготовил действующий образец изобретенного им устройства. Это вам не новая, пусть даже очень красивая теория — иногда годами и десятилетиями приходится дожидаться, что кто-нибудь соблаговолит ее подтвердить опытом, а пока остается довольствоваться дежурными похвалами равнодушных коллег и язвительными уколами критиков. Несомненно, все это пережил и Эйнштейн и, судя по его письмам, сладостный вкус экспериментаторского первооткрывательства запомнил навсегда. Он ведь и образование получил — инженерно-техническое.

И вовсе он не был отшельником. Когда в 1925 году в Иерусалиме на горе Скопус открылся Еврейский университет, то одним из его шести профессоров (на первых девять студентов) стал Эйнштейн — отшельник вряд ли принял бы участие в этой чисто политической акции. А знаменитое письмо об атомной бомбе? Много лет спустя, уже после образования Государства Израиль, когда в ноябре 1952 года скончался его первый президент Хаим Вейцман, через девять дней в качестве вероятного преемника пресса назвала семидесятитрехлетнего Эйнштейна. Вейцман был профессором химии, так почему бы не избрать на его место профессора физики, да еще и Нобелевского лауреата? Однако официального сигнала от властей не последовало, и он отказался от баллотирования.

Не вяжутся с образом затворника романтические истории великого физика, в которых фигурируют и весьма известные женские имена; его афоризмы и парадоксы свидетельствуют, по мнению психологов, о стремлении их автора «быть на слуху». Точнее, о подсознательном стремлении — о скромности, отсутствии тщеславия, несуетности Эйнштейна написано много и вполне оправданно. Фактически всю жизнь Эйнштейн был эмигрантом, лишь в 61 год он получил американское гражданство и навсегда осел в спокойном университетском Принстоне. А кому, как не эмигрантам, лучше всех известны реалии жизни, ее изнанка — неустроенность, неуверенность в завтрашнем дне, чиновный произвол и недоброжелательство обывателя....

Это отрывок из статьи д.ф.-м.н. Ю. Р. Носова, опубликованной в журнале
«Химия и жизнь» №6, 2005