До последнего рубильника
До последнего рубильника
Эксперименты Милгрэма всегда на грани науки и чего-то иного: притчи, театра, перформанса. Одни названия методик чего стоят: «Вторжение в очередь», «Потерянные письма», «Рукопожатие с незнакомцем»… Но всё-таки самым известным оказался эксперимент с электрическим током. Собственно, и в фильме он занимает центральное место.
Стэнли Милгрэм родился в 1933 году. Родители-евреи эмигрировали из Европы: отец — из Венгрии, мать — из Румынии. Так уж совпало, что именно в 1933-м в Германии на выборах победили нацисты. Скоро зазвенят разбитые витрины еврейских магазинов, а потом задымят печи крематориев. И до сих пор одним из главных остаётся вопрос: как так вышло, что тысячи немцев голосовали за НСДАП, служили надзирателями в концлагерях, работали в гестапо, отдавали своих детей в гитлерюгенд? Как получилась, что нация Гёте и Гейне вдруг превратилась в армию палачей?
«…Позволю себе сказать, что я исполнял приказы, которые получал, беспрекословно, согласно присяге. И в первые годы у меня не возникало никаких — ни малейших конфликтов. Я сидел за письменным столом и делал свою работу. Эта преданность — внутренняя преданность — была поколеблена, когда эта... когда эта... этот... этот метод так называемого решения еврейского вопроса — ну, когда... когда начались газовые камеры... и расстрелы тоже. Я не скрывал этого и сказал — я думаю, что я вправе так говорить, — сказал моему шефу, группенфюреру Мюллеру... я сказал, что это... этого я себе не представлял, никто из нас, наверное, такого не представлял себе, ведь это не политическое решение... И ведь до сих пор всегда... всегда одобрялось...» — эта цитата из показаний на суде Адольфа Эйхмана, человека, занимавшего ключевые позиции в СС и гестапо. На его совести миллионы трупов. Однако, когда в 1961 году он предстал перед судом, люди увидели не маньяка-садиста, а рядового чиновника, который просто исполнял приказы начальства.
Милгрэм проделывал свой эксперимент в разных модификациях, чтобы понять, какие факторы усиливают эффект повинуемости, а какие ослабляют.
Впрочем, интерес к теме повиновения авторитету возник у Милгрэма задолго до «дела Эйхмана», ещё на первом курсе:
«Все проблемы, находящиеся в центре экспериментов по подчинению, нашли символическое отражение в довольно незамысловатом рассказе, сочинённом мной. Вкратце это история о двух людях, согласившихся пройти с неким чиновником в какое-то ветхое и убогое офисное помещение. Одному из них чиновник сказал, что сегодня его казнят и что тот может выбрать один из двух возможных способов казни. Мужчина стал протестовать и доказывать, что оба этих способа слишком жестоки, и после долгих пререканий убедил чиновника казнить его более гуманным способом. Что и было исполнено. Тем временем второй человек, оказавшийся вместе с первым в этой странной ситуации, тихонько вышел из комнаты. С ним ничего не случилось. Заметив, что тот ушёл, чиновник просто запер свой кабинет, радуясь, что может пораньше уйти с работы…»
Сценарий главного эксперимента Милгрэма, наверное, знают многие. Обычным гражданам безо всяких психических патологий предлагали поучаствовать в исследовании механизмов памяти. Для этого нужно было наносить удары током другому добровольцу-испытуемому. Сначала напарник кричал, что ему больно. Потом — что у него плохо с сердцем. А затем просто замолкал, не подавая признаков жизни. Почти две трети участников эксперимента дошли до последнего рубильника. Они, конечно, протестовали, но солидный учёный в белом халате убеждал их продолжать наносить удары.
Этот эксперимент был заснят на плёнку. Получившийся документальный фильм — одно из самых страшных произведений человеческой культуры. Возможно, он страшнее, чем фильм художественный, снятый по его мотивам. Эту запись нужно обязательно демонстрировать на уроках. Собственно, это я и сделал, когда работал учителем обществознания в одной районной школе. Снова поделюсь своими ощущениями (это тоже было опубликовано в «Русском репортёре»):
Веду урок в шестом классе.
— Будем сегодня кино смотреть?
— Будем. Но сначала вопрос. Как вы думаете, сколько процентов добропорядочных граждан без склонности к садизму готовы наносить смертельные удары током ни в чём не повинному человеку, если кто-то им это прикажет?
— Десять процентов!
— Один процент!
— Никто!
— Григорий Витальевич, давайте кино смотреть!
Шестиклассники рано обрадовались. Я решил показать им фильм «Повинуемость». Фильм документальный, снятый в начале 60-х. Отвратительный звук, размытая картинка. Но главное — это очень тяжёлый фильм. На экране человек средних лет нажимает на рубильники. Из-за стены доносятся возгласы того, кто получает разряд.
75 вольт. Ой!
105 вольт. Ой (громче)!
150 вольт. Ой! Хватит! Выпустите меня! Я же говорил вам, что у меня больное сердце! Мне плохо!
Испытуемый. Ему плохо, может, стоит остановиться?
Экспериментатор. Всё в порядке. Вы должны продолжать эксперимент.
180 вольт. Ой! Мне очень больно! Я больше не могу терпеть! Выпустите меня! (Кричит.)
Понимаю, что уже десять минут в классе стоит гробовая тишина. И это шестой — самый шумный и бардачный. Они сидят не шелохнувшись и смотрят на нечёткую чёрно-белую картинку на экране. Стоит кому-то неудачно задеть локтем стол, на него со всех сторон почти беззвучно шипят: «Тише ты!» Знакомый доцент социальной психологии рассказывал, что, когда он показывал «Повинуемость» у себя в университете, второкурсники болтали и отпускали шуточки. А здесь сплошное внимание.
Конечно, в эксперименте Милгрэма никто ударов током не получал. Вторым испытуемым был сообщник психолога. Но человек, нажимавший на рубильники, этого не знал, как не знают пока и мои шестиклассники.
270 вольт. (Крики агонизирующего человека.) Выпустите меня! Выпустите меня отсюда!
Испытуемый. Я отказываюсь в этом участвовать.
Экспериментатор. Вы должны продолжать.
330 вольт. (Громкие и несмолкающие крики агонизирующего человека.) Выпустите меня отсюда! Выпустите!
375 вольт. Тишина.
400 вольт. Тишина.
415 вольт. Тишина.
Голос за кадром: «Итак, результаты оказались весьма тревожными. Они убедительно показали, что человеческая природа не может противостоять приказу легитимного авторитета и таким образом не в состоянии защитить нас от жестокости и бесчеловечности. Значительное число людей подчиняются приказу, каким бы он ни был. Можно лишь догадываться, до какой степени может простираться власть государства с его огромным авторитетом и влиянием…»
Звучит музыка. Фильм заканчивается. Урок, оказывается, закончился десять минут назад. А никто из учеников даже не заметил. Раньше с ними такого не бывало.
Итак, Стэнли Милгрэм выявил одну из самых страшных черт человека — готовность выполнять приказы, даже если они жестоки и безнравственны. У этого эффекта нет однозначного названия в русском языке. Лично мне больше всего нравится слово «повинуемость», хотя Word продолжает подчёркивать его красным: ошибка, мол. Это слово ввёл в российский лексикон социальный психолог Александр Воронов. Собственно, он и заразил меня Милгрэмом ещё в 90-е годы, когда читал лекции в РГГУ:
— Термином obedience в социальной психологии обозначают вид влияния с самым сильным давлением на индивида: человек исполняет инструкцию или приказ легитимного авторитета. Поражённый результатами экспериментов Милгрэма, я пытался найти в русском языке слово, обозначающее obedience не как поведение, а как личностную черту. Выбирал из пяти вариантов перевода: «повиновение», «подчинение», «покорность», «послушание», «послушность». Диспозиционно звучат только три последних, но они не имеют всеобщей применимости: например, последние два скорее относятся к послушникам в монастырях или к детям. Пришлось переделать оставшееся «повиновение» на диспозиционный лад. Так и возникла «повинуемость». Уже после этого — как я думал, моего — изобретения неологизма «повинуемость» нашёл случайно это слово в интернете в каком-то российском своде (конца XIX века!) правил поведения заключённых в тюрьме.
Добавьте свой комментарий