Общественное мнение, или Власть цифр

Из новостей мы периодически узнаем результаты опросов общественного мнения. В частности, они становятся источником информации об обществе и политике: отношение народа к власти, предварительные данные о количестве избирателей, готовых поддежать того или иного кандидата. Однако делать выводы с опорой на общественное мнение необходимо осторожно. Можно ли доверять опросам, если в их результаты верится все труднее? Почему мы рассуждаем о настроениях всей страны, опросив пару-тройку тысяч человек? В книге Григория Юдина «Общественное мнение, или Власть цифр» (издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге) рассказывается о том, откуда взялось понятие «общественного мнения», как менялось его значение и способы измерения и каков его вклад в развитие демократии. N + 1 предлагает своим читателям ознакомиться с отрывком, посвященным природе опросов общественного мнения и объясняющим, почему социология не занимается его изучением.

Социология против опросов общественного мнения

Когда индустрия исследований общественного мнения только формировалась, резкую критику опросов начали высказывать социологи. Как уже ясно из сказанного выше, опросы опирались отнюдь не на социологическое знание. Довольно быстро стало очевидно, что опросы представляют собой скорее конкурирующий подход к получению знания об обществе, а главное — они основаны на другом взгляде на организацию общества. Именно идея общества как агрегата, состоящего из изолированных голосующих индивидов, стала предметом атаки социологов.

Еще в 1947 году Герберт Блумер, бывший тогда президентом Американской социологической ассоциации, обратил внимание на то, что в индустрии опросов нет никакого внятного определения ее ключевого термина «общественное мнение». Как заметил Блумер, фактически считается, что «общественное мнение есть то, что изучают опросы общественного мнения». Когда есть цифры опроса, мы автоматически исходим из того, что они описывают некое стоящее за ними «общественное мнение», хотя принципы научного исследования явно требуют сначала определить объект изучения, а потом уже его измерять. Измерительный прибор покажет нам какой-нибудь результат, даже если просто размахивать им наугад, но откуда мы знаем, что именно мы измеряем?

Опросы выдают за общественное мнение сумму индивидуальных высказываний. Однако образ мнения, складывающегося из агрегирования высказываний отдельных индивидов, противоречит всему, что социология говорит нам об устройстве современного общества. Реальными единицами общественной жизни являются организованные группы: сообщества, организации, клубы, семьи, партии, банды, компании, классы — именно эти образования формируют и выражают мнение по тем или иным вопросам.

В зависимости от ситуации мнение одних из них важно и влияет на направление изменений в обществе, а мнение других несущественно или вовсе отсутствует. Аналогично, внутри этих групп одни индивиды оказывают определяющее влияние на принимаемые решения и  действия, а другие — не оказывают никакого и вообще могут не иметь по множеству вопросов собственного мнения. Путем суммирования мнений случайно отобранных индивидов об этих реальных общественных тенденциях ничего узнать нельзя.

Атака Блумера на опросы общественного мнения обозначила размежевание академической социологии с  исследованиями общественного мнения. У самих поллстеров аргументы Блумера не вызвали большого интереса. Отчасти это связано с тем, что они никогда не сомневались в объективном существовании общественного мнения. Поэтому простой опрос индивидов вполне может сгодиться для оценки общественного мнения, даже если Блумер и прав в том, что общественное мнение формируется группами, а не отдельными людьми.

Но еще важнее то, что политическая реальность либеральной демократии в ХХ веке быстро менялась, и не в последнюю очередь благодаря опросам. Тот образ общественного мнения, который защищал Блумер, постепенно исчезал из американской политики. Структурированные группы и сообщества, которыми всегда была сильна Америка, медленно теряли свою силу, и вместо них на политическую сцену вышел тот самый агрегат индивидов, который имеется в виду в опросах. В результате аргумент Блумера начал работать против себя: ровно по тем причинам, по которым он отказывался считать цифры опросов «общественным мнением», теперь стало невозможно спорить, что общественное мнение превратилось именно в цифры опросов. Почему опросы так удачно почувствовали ветер перемен демократической политики и куда этот ветер дует — на этот вопрос я отвечу позже, в главе III.

Если Блумер обрушил свою критику на опросы, когда они только входили в политическую жизнь, то Пьер Бурдьё в 1972 году имел дело с практикой, без которой общество стало уже трудно помыслить. Свое возражение он сформулировал еще более резко, чем американский социолог: знаменитый доклад Бурдьё получил название «Общественное мнение не существует». Опросы претендуют на отражение некой объективной реальности, однако этой реальности просто нет.

 

Здесь стоит обратить внимание на то, чему именно Бурдьё отказывает в существовании. Смотря на результаты опросов, мы обычно исходим из того, что все опрошенные как-то размещают себя в пространстве возможных ответов на тот или иной вопрос — что у каждого из них имеется мнение, которое ждет того, чтобы быть высказанным. В худшем случае тот, у кого нет мнения, честно выберет вариант «затрудняюсь ответить».

Бурдьё, впрочем, обращает внимание на то, что далеко не у всех индивидов есть мнение по заданному вопросу — хотя у них может быть ясное мнение по вопросам, которые не задаются. Далее, люди могут совершенно по-разному понимать одни и те же вопросы в зависимости от своего положения на социальной лестнице. К примеру, высшие классы обычно лучше разбираются в политике и яснее понимают, что́ интересует опросную компанию. Низшие классы те же самые вопросы могут интерпретировать по-своему, не подозревая об их политическом смысле и последствиях*.

Иными словами, «электоральная философия», которой мы руководствуемся при восприятии опросов общественного мнения, не имеет ничего общего с тем, как мнение устроено в  действительности. Выборы — крайне неудачная метафора для описания общества. Люди вовсе не являются избирателями, которые по всякому вопросу имеют сложившееся мнение (или хотя бы имеют мнение, что они не имеют мнения). Сам по себе факт задавания вопроса (и последующей публикации результатов опроса) существенно меняет представления о том, что является общественно значимой проблемой, а что нет. Опрос отнюдь не нейтральный инструмент, он сам производит общественное мнение самим фактом своего появления.

Таким образом, Бурдьё вовсе не хочет сказать, что общественное мнение — это какая-то химера, которая не имеет никакого значения. Смысл его утверждения состоит в том, что общественное мнение сегодня не существует до опросов и независимо от них. Оно появляется как артефакт, порожденный опросами, и после этого начинает играть ключевую роль в политике. Можно сказать, что результаты опросов общественного мнения обладают перформативной силой*.

Социологическая критика обращена против той модели общества, которая предполагается в опросах общественного мнения — модели изолированных индивидов, обладающих мнениями. Социология оперирует более сложными моделями человеческой социальности. Поэтому вплоть до сегодняшнего дня в социологической литературе понятие «общественное мнение» встречается редко, а цифры опросов общественного мнения если и используются, то для иллюстрации — им обычно предпочитают данные специализированных исследований. Социология и исследования общественного мнения существуют параллельно друг другу, практически не встречаясь.

Социологическая критика ориентирована преимущественно на опросы, основной метод исследователей общественного мнения. Однако в индустрии общественного мнения используются и другие методы. После опросов второй по известности среди них — фокус-группы, коллективные беседы, которые позволяют смоделировать формирование позиций в ходе обычного обсуждения между людьми (дискуссию направляет исследователь-модератор). Фокус-группы также изначально имели политические цели — они возникли для оценки эффективности пропаганды, но достаточно быстро вызвали интерес у социологов.

В 1941 году исследователь коммуникаций Пол Лазарсфельд позвал к себе домой в Нью-Йорке для знакомства теоретика Роберта Мертона  — будучи уже известными в науке фигурами, они работали в одном университете, но никогда не встречались. Однако еще до того, как Мертон с супругой вошли в дом четы Лазарсфельдов, там раздался звонок — хозяина срочно вызвали в Бюро военной информации, для которого он тестировал пропагандистские материалы. Лазарсфельд не нашел ничего лучше, как взять Мертона с собой и показать ему технологию собственного изобретения. Небольшая тестовая группа смотрела ролик, нажимала на кнопки «нравится» или «не нравится», а потом интервьюер уточнял с людьми их реакцию. Разговор был довольно формальным и напоминал обычный опрос, производившийся с несколькими респондентами в одном помещении. Мертон тут же понял, что можно получить гораздо больше информации, если начать спрашивать людей о мотивах их реакций и пытаться понять их причины. Так появилось «фокусированное интервью», получившее значительное распространение как метод в социологии. Позже пришла мысль усилить взаимодействие между членами мини-группы, и возник термин «фокус-группа», а в 1970-е годы метод стал популярным в исследованиях потребителей и общественного мнения.

За фокус-группами и опросами стоят несколько разные взгляды на общественное мнение. Если опросы подходят к общественному мнению как к заранее определенным мнениям индивидов, которые в сумме дают народную волю (та самая «электоральная философия», которую критикует Бурдьё), то в фокус-группах сильнее элемент буржуазной теории общественного мнения. Представление о том, что общественное мнение вырабатывается в рамках дискуссии, в некоторой степени отсылает к идеалам философов Просвещения. Впрочем, уже тот факт, что фокус-группы были придуманы для разработки и тестирования пропаганды, показывает ограниченность такого взгляда. Для исследователей общественного мнения оно чаще выступает скорее пассивным зрителем, который просто принимает посылаемые ему сверху сигналы.

Существуют и  иные подходы к  использованию фокусгрупп. Американский политический теоретик Джеймс Фишкин предложил для выяснения и, что очень важно, формирования общественного мнения заменить привычные опросы группами, где будет осуществляться делиберация* по значимым общественным проблемам. Такие группы тоже фактически представляют собой фокусированное групповое интервью. Таким образом, Фишкин отказывается от того, чтобы полагаться на «сырое» общественное мнение, и предполагает сделать его «очищенным» — повысить осведомленность людей о проблеме и вариантах ее решения. Кроме того, в отличие от модели Гэллапа здесь общественное мнение не формируется как сумма индивидуальных мнений, а является свойством коммуникации в группе.

Впрочем, модели Фишкина пользуются интересом не в социологии, а в политической теории и политической науке. Нельзя сказать, что общественное мнение не представляет для социологии интереса. Просто социология общественного мнения не относится к нему как к чему-то объективно существующему заранее, что нуждается только в измерении, а наоборот — исследует механизмы его производства. Главным механизмом такого рода являются именно опросы.

Подробнее читайте:
Юдин Г.Б. Общественное мнение, или Власть цифр / Григорий Юдин. — СПб. : Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020 — 174 с.: ил. — [Азбука понятий; вып. 11].
 

Источник: N+1